"Александр", или предательство Расина

355 лет назад, 4 декабря 1665 года в мольеровском Пале-Рояле состоялась премьера второй пьесы Жана Расина "Александр Великий".

Роли распределились следующим образом: Александр - Ла Гранж, Клеофиола - Арманда Бежар, Пор - Ла Торильер, Аксиана - Тереза Дюпарк, Эфестион - Дю Круази, Таксиль - Юбер.

И, возможно, в истории эта дата так и осталась бы лишь краткой энциклопедической справкой. Всё-таки "Александр" - далеко не самая сильная расиновская пьеса. Ее, кажется, и во Франции со времён прижизненных спектаклей толком не ставили (хотя когда на днях перечитывала ее, подумала, что на ее основе можно создать довольно жёсткую историю, в которой, правда, от истинного величия Александра мало что останется). Но все дело в том, что постановкой "Александра" связана очень некрасивая с театральной и человеческой точки зрения история. Для меня всегда единственным виновником в ней был Расин, но после книги Жоржа Форестье (Georges Forestier. Jean Racine. - P., 2006) поняла, что драматургу есть с кем разделить ответственность за свое предательство.

Но обо всем по порядку.

Свою вторую пьесу Расин закончил ещё весной 1665 года, но представлена на суд театральной публики она была лишь 4 декабря. Дело было в том, что и Мольер, как руководитель театра, и Расин смогли набраться терпения и дождаться наиболее удачного периода в театральном сезоне, чтобы сыграть премьеру. (В своем «Французском театре» Шаппюзо прекрасно формулирует, что такое этот «удачный период»: «Все времена года хороши для хороших пьес. Но крупные авторы желают представлять свои новинки лишь в период между Днём всех святых (1 ноября) и Пасхой, когда весь двор собирается в Лувре или Сен-Жермене . Таким образом зима предназначена для героических пьес, тогда как пьесы комические царят летом - веселое время года, требующее развлечений одной с собой природы»).

Хотя, конечно, у Мольера были все причины не откладывать постановку: дело "Тартюфа" продолжается, а "Дон Жуан", с невероятным успехом прошедший с 15 февраля по 20 марта (дальше начинался великий пост), после Пасхи не был возобновлен. Не по прямому запрещению, но... Так что театр худо-бедно держался на одних только возобновлениях, да не слишком успешной премьере не слишком популярного автора. Поэтому у Мольера, оставшегося без главной пьесы сезона, были все причины поторопиться с постановкой "Александра Великого". Но всё-таки ждали декабря. Сборы должны были быть куда больше, чем весной. Плюс Мольер по-прежнему желал по-настоящему поддержать молодого автора, а тому прямая выгода была выходить к публике на пике театрального сезона.

Это был период, когда конкуренция между Пале-Роялем и Бургундским отелем была в самом разгаре. Ещё толком не утихла битва вокруг "Школы жён", а соперничество продолжалось. Соперничество, наполненное всевозможными театратными уловками. Об одной из них пишет Шаппюзо («Французский театр», Книга третья. Глава XXXIII. Маленькие уловки):

"Когда одна труппа объявляет постановку новой пьесы, другая тут же начинает готовиться противопоставить ей подобную, равную (предположительно) по силе объявленной. И готовый спектакль (вторая труппа) придерживает до того дня, когда будет известен день премьеры у первой труппы. Для этой цели у каждой труппы есть верные лазутчики, которые узнают обо всем, что происходит в соседнем "государстве". К тому же каждая труппа стремится завладеть известными авторами для себя, тем самым оставив конкурентов с носом".

Ровно по этому сценарию с разницей в одну неделю были поставлены (не самые успешные в обоих случаях) "Матери-кокетки": одна руки Кино, другая - де Визе. И вот тогда-то (это был конец ноября) и была анонсирована премьера "Александра". Вернее, в своем Постскриптуме к "Письму в стихах к Мадам" журналист Робине сообщил о двух готовящихся к постановке "Александрах".

Причем, как пишет Форестье, это было единственное упоминание о том, что "Александра" репетируют где-либо помимо Пале-Рояля.

Когда пытаются понять, что же это за второй "Александр", о котором написал Робине, то всегда говорят о возобновлении бургундцами пьесы Бойера "Александр, или Пор, царь Индий". Но это было бы не совсем в духе описанной театральной уловки, поскольку в свое время этот "Александр" особого успеха не имел и надеяться на успех возобновления не приходилось. Разве что после провала дебютной расиновской пьесы "Фиваида" бургундцы совсем не видели в Расине человека, способного создать конкурентоспособную вещь. Но и это маловероятно, ведь "Александр", как я сказала, написан почти восьмью месяцами раньше и за это время успел обзавестись определенной "репутацией" в высших аристократических и литературных кругах.

Как бы то ни было, но возобновление пьесы Бойера так и не состоялось, но "Александра" актеры Бургундского отеля все же сыграли. Всего десятью днями позже премьеры в Пале-Рояле. И это был "Александр" Расина.

Вот последовательность событий:

4 декабря - премьера в Пале-Рояле, на которой присутствовали брат короля, его супруга Генриетта Английская, Великий Конде и его сын, а также множество других знатных зрителей.

Сборы прекрасные, причем не только у первого показа. Следующие три спектакля (до 13 декабря) проходят на том же финансовом уровне. При таком начале, как правило, постановке суждено не меньше двадцати успешных показов, что на выходе обеспечило бы Расину чистую прибыль в две, а то и в две с половиной тысячи ливров (по Форестье).

Но...

Но уже через два дня 15 декабря доходы от спектакля упали ровно в три раза.

А все почему? Потому что 14 декабря расиновский "Александр Великий" был сыгран актерами Бургундского отеля при дворе. В заглавной роли блистал сам Флоридор. И как тут не понять непостоянную парижскую публику, "уронившую" на следующий де день сборы в Пале-Рояле? Конечно, зная, что теперь "Александра" будут играть и бургундцы - признанные мастера трагедии, - кто захочет тратить деньги на трагедию в исполнении актеров комического жанра?..

18 декабря зал Пале-Рояля опустел ещё больше, ведь в этот день бургундцы сыграли "Александра" уже на своей сцене.

Вот что в комментарии под этой датой записал в своем "Реестре" Ла Гранж (перевод по книге Юлии Гинзбург "Жан Расин и другие"):

"Труппа была удивлена, узнав, что та же пьеса "Александр" игралась на сцене Бургундского отеля. Поскольку это было сделано по соглашению с господином Расином, труппа решила, что не должна выплачивать авторский пай вышесказанному господину Расину, который так дурно поступил, передав пьесу и разучив ее с другой труппой"

Конечно, это было безусловное предательство. Нарушение всех норм театральной жизни того времени. И ведь, что интересно, Ла Гранж не откликнулся с этим комментарием на показ при дворе - потрясло именно начало публичных показов. Вероятно, узнав о придворном спектакле, труппа Мольера сохраняла надежду (хотя и придворный показ был из ряда вон), что частными показами все ограничится. Что на широкую городскую публику Бургундский отель выйдет с "Александром" не раньше, чем истечет исключительное право на эту пьесу у Пале-Рояля. А оно, согласно неписаным законам, истекало, когда первый театр исчерпает финансовые возможности пьесы и автор опубликует её. В данном случае не произошло ни первого, ни второго. И если труппа Пале-Рояля на это рассчитывала, то, по словам, Форестье, она была куда более наивна, чем публика, которая начала дезертировать из их театра уже на следующий день после королевского показа.

Могло ли все это произойти помимо Расина? Безусловно, нет. Во-первых, только автор мог предоставить театру свою пьесу, причем при самом "хорошем" раскладе это произошло не позднее начала декабря, поскольку, по Шаппюзо, на постановку требовалась минимум неделя ("в случае необходимости, если поджимает время, большая пьеса может быть поставлена за неделю"). Во-вторых, опять же если верить Шаппюзо, вине верить ему у нас нет оснований, автор всегда присутствовал на репетициях своих пьес. А значит, и Расин был полностью погружен в этот процесс.

В итоге в Пале-Рояле пьесу сыграли ещё три раза при почти пустом зале и окончательно сняли ее с репертуара (всего она прошла девять раз), второй сезон подряд оставшись без центральной пьесы. Ситуация театра осложнялась ещё и тем, что зимой Мольер серьезно заболел (опасались за его жизнь), не мог выходить на сцену, а значит труппа лишилась целого корпуса потенциально прибыльных спектаклей.

В итоге и с творческой, и с финансовой точки зрения этот сезон оказался едва ли не худшим сезоном театра. И все из-за совершенно беспринципного поступка Жана Расина - молодого начинающего драматурга.

Собственно, так я всегда видела эту историю. Но Жорж Форестье постарался если не обелить Расина (что невозможно), то проследить его мотивацию.

Для начала он говорит о том, что прямой личной корысти у Расина не было и быть не могло. Успех премьеры в Пале-Рояле обещал ему знатные авторские отчисления, право на которые он потерял (и не мог не понимать, что потеряет), совершив свой поступок. В проигрыше он оставался и, лишившись дружбы и покровительства Мольера (человека близкого к королю) - Бургундский отель никак не обещал подобных отношений. Конечно, труппа Бургундского отеля была труппой "трагической", но перевешивал ли все потери этот факт? В конечном итоге можно было совершенно прямо и открыто принести туда свою следующую пьесу.

Плюс Форестье озаботился и другим вопросом - почему Мольер никак не протестовал в сложившейся ситуации? Почему молчал он, всегда свободно взывающий к помощи короля? Причем отсутствие "официальной" реакции Пале-Рояля тем более удивительно, что буквально этим летом из труппы Брата Короля они превратились в Труппу Короля, в чем сравнялись с теми же бургундцами.

Прежде всего, никогда в обществе обычного права, каковым была Франция XVII века, актеры Бургундского отеля не осмелились бы нарушить неписаное правило, согласно которому, чтобы получить право играть поставленную в другом театре пьесу, нужно было дождаться окончания действия исключительного права. Ни они, ни Расин не рискнули бы выступить с подобной инициативой, а если согласиться с гипотезой, что они это сделали, актеры Пале-Рояля не удовлетворились бы простым упоминанием о своей досаде по этому поводу в своем предназначено лишь для собственных глаз "Реестре" и лишением Расина его авторских паев. Они подали бы в суд или обратились бы к королю с просьбой вмешаться в это дело.

И обычно актеры так и поступали, а король со всем пылом защищал "обычай, во все времена сохраняемый между всеми актерами королевства". Но в этот раз не было ни обращения, ни защиты.

Согласно Форестье, разгадка в самом первом - частном - показе, который прошел 14 декабря при дворе перед лицом короля и придворных. И ведь все эти высшие зрители знали, что десятью днями раньше состоялась премьера в Пале-Рояле, что показы там ещё идут и что пьеса не опубликована, а значит, по-прежнему связана исключительным правом. А значит, все происходило с ведома короля, если не сказать по прямому королевскому указу (который предположительно последовал после того, как короля убедили доброжелатели, что Его божественное Величество в лице Великого Александра куда презентабельнее будет выглядеть в исполнении божественного Флоридора). Отсюда молчание Мольера и отсутствие позднейших письменных, да и устных претензий. Хотя Нина Жирмунская в своей статье о драматургии Расина в двухтомном собрании его пьес и пишет, что "возмущение Мольера и его труппы было поддержано и общественным мнением", но по факту общественное мнение молчало. В записках, мемуарах, анекдотах того времени и о том времени Расин, кажется, ни разу не назван предателем. Скорее напротив, его поступок представлен поступком мудрым. Поступком дальновидного автора, чья забота – лишь лучшая сценическая судьба собственного творения. Именно в таком свете эту историю в конце века представляет, к примеру, Таллеман де Рео, который устами героя одной из своих историек говорит о полном провале прекрасной пьесы в постановке труппы Пале-Рояля, которая "не способна играть ничего кроме комедий", и о последующем полном успехе у бургундцев.

Ла Гранж и Флоридор (не в роли Александра)

И хорошо, что существует «Реестр» Ла Гранжа, из цифр которого мы можем получить и получаем весьма подробное представление об этом так называемом «провале». И вполне возможно, что не будь «Реестра» и горького комментария в нем от 18 декабря 1665 года, история с предательством совсем не получила бы развития.

А так – есть мудрый автор. Есть его детище, которое чуть не угробили в одном театре, но возродили в театре другом. Да, поступок автора несколько неэтичен, но победителей не судят. Даже в XX веке эта версия была весьма популярна. Вот, к примеру, что обо всем этом пишет нобелевский лауреат Франсуа Мориак в своей «Жизни Жана Расина»:

«Расин отдал "Александра" труппе своего друга. Уже после первого представления он понял, что спектакль провалился. А между тем трагедию хвалили в отеле Невер, у госпожи де Плесси-Генего; к ней благосклонно отнеслись Ларошфуко, Помпон, госпожа де Лафайет, госпожа де Севинье и ее дочь. Подвели актеры — все они, кроме мадемуазель Дюпарк, играли из рук вон плохо. В те времена ни один театр не имел никаких прав на поставленную пьесу. Юный Расин без зазрения совести пожертвовал дружбой Мольера ради успеха своей пьесы и отдал «Александра» в Бургундский отель, где трагические актеры были гораздо сильнее, чем в Пале-Руаяле. Благодаря Флоридору, Монфлери, мадемуазель Эйе и мадемуазель д'Эннебо спектакль прошел на ура. Любой поэт забывает обо всем, когда речь идет о судьбе его детища; он видит свой высший долг в борьбе за свое творение — вот единственное, что мы можем сказать в оправдание Расина».

Ла Торильер и Монфлери (не в роли Пора)

Кто бы спорил, Флоридор в роли Александра был круче Ла Гранжа. Ла Торильеру, который только-только завоёвывал себе актерскую репутацию, сложно было в роли трагически-блистательного Пора тягаться со знаменитым Монфлери, но все же, все же… Ни Флоридор, ни Монфлери не потеряли бы ни капли своего блеска, выступи они в этих ролях несколькими месяцами позже, а так… Пале-Рояль чуть не пришел к полному краху, мольеровские актеры (в добавок к финансовым трудностям) получили серьезный удар по самолюбию. Форестье пишет о комментарии Ла Гранжа: «уязвленный по существу (и уязвленный лично, поскольку оказался побежденным в роли, которую рассматривал как одну из величайших в своей карьере, крупнейшим трагическим актером эпохи), он возложил всю ответственность на Расина. За неимением возможности пожаловаться на короля, совершенную ошибку полностью приписали молодому автору, который слишком поспешил поспособствовать королевским удовольствиям: он не только начал действовать, не поставив в известность своих друзей-актеров, но затем он публично оправдался в своем решении, ссылаясь на посредственную игру труппы. Эта открытая рана в отношениях Мольера, Ла Гранжа и Расина так никогда и не затянется.

А что же Бургундский отель? Он толком ничего и не выгадал. Разве что моральную победу на очередном этапе соревнований с Пале-Роялем. А финансово и репутационно – практически ничего. Сначала, меньше чем через две недели после городской премьеры «Александра» им неожиданно утерли нос в Театре Марэ, где дали роскошный спектакль «с машинами», который тут же посетил король и на который устремился весь Париж. А потом умерла Королева-мать и был объявлен месячный траур, затем сразу великий пост, а дальше время трагедий прошло – наступило лето, сезон комедий. В новом же «трагическом» сезоне «Александру» пришлось уступить место новинке от Тома Корнеля…

P.S. Возможно, стоило сказать о той самой разнице в актерской игре «мольеровцев» и бургундцев, что всколыхнула все эти события, но, пожалуй, это предмет для отдельного разговора.

Декабрь 2020 г.