Блог
"Dom Juan & Sganarelle" - теле-фильм Венсана Макена (2015 г.)
Дон Жуан - Лоик Корбери
Сганарель - Серж Багадассарян
Несколько вводных. Фильм этот входит в серию, запущенную телеканалом "ARTE" совместно с Комеди Франсез (кажется, уже не только). И суть ее весьма интересна: 1. берется классический текст из текущего или недавнего репертуара КФ; 2. Режиссер не тот, что ставил этот текст в театре; 3. Каст тот самый (максимально возможный), что был занят в театральном спектакле; 4. К тексту относиться бережно (сокращать, но не дописывать); 5. Интерпретация - любая, близость к современному зрителю, как понимаю, приветствуется; 6. Хронометраж не должен превышать час сорок; 7. На съёмки отводится две недели (на это время КФ выстраивает репертуар с учётом полного отсутствия занятых в съёмках актеров).
Из того, что снято на этих условиях в данный момент и что удалось найти - "Комическая иллюзия" Корнеля, фоменковский "Лес", "Три сестры" и "Игра любви и случая" Мариво. Последняя интересна ещё и тем, что существует и запись оригинального спектакля КФ с теми же актерами.
Но начала я с "Дон Жуана и Сганареля" (реж. Венсан Макен). В заглавных ролях - Лоик Корбери и Серж Багдассарян. Действие происходит в наши дни в Париже. Дон Жуан - мажор и прожигатель жизни, полностью разочаровавшийся в том, что прожигает. Оргии, алкоголь, наркотики в номере роскошного отеля - его естественная среда обитания, в которой, как ни парадоксально, он кажется лишним. Он болен. Судя по названию вкалываемого им себе в живот лекарства - что-то с сердцем и сосудами. Мысли о смерти и пустоте не отпускают. Собственно, вызов небесам - это страх смерти, глумление над телом командора - попытка через смех смерти избежать. Все тот же вечный смысл карнавала (оргии в номере Дон Жуана - явления того же порядка).
К слову о глумлении над Командором. Фильм открывается сценой в лесу: Дон Жуан волочит по земле тело в епископском облачении, за ним ковыляет Сганарель. Вырывается яма, тело засыпается землёй. Погребение состоялось. И здесь, пожалуй, намеренная ирония, морально готовящая зрителя к дальнейшему развитию фильма: в епископском облачении, в роли убитого Дон Жуаном Командора в наскоро вырытой могиле забрасывают землёй старейшину (дуайена) Комеди Франсез, хранителя ее традиций (Жерара Жирудона).
И действительно, уже следующая сцена наглядно доказывает, что традиции хоронили намеренно и со знанием дела.
Вечеринка в номере Дон Жуана. Половой акт под взглядами других обнаженных, оценивающих процесс и подбадривающих пару, обессилившую на простынях, нестройными звуками Марсельезы. На удивление Дон Жуан из тех, кто наблюдает. Повторюсь, будучи хозяином, он (во плоти) остаётся лишним. Так, девушка, зацеловывающая его огромный, во всю стену, портрет в ванной комнате, выглядит куда счастливее, чем та, на которую Жуан во плоти набрасывается в своем огромном адском (по окрасу) лимузине. Да и самая чувственная сцена в этом весьма откровенном фильме выглядит едва ли не целомудренной на фоне крупных планов переплетённых тел и языков (после одного из таких крупноплановых переплетений Сганарель обратит к своему минутному любовнику знаменитые слова-паненирик табаку). Впрочем, чем дальше, тем ниже будет концентрация того, что способно шокировать зрителя, ожидающего от копродукции КФ респектабельного Мольера. Экзистенциальное возьмёт верх над физиологическим.
...текста в фильме очень мало. Мольер обрезан до минимума. Начисто вырезана комедия. Уничтожена словесная игра. Ничего не осталось от неизбежной языковой тяжеловесности прошлых веков. В сухом остатке - кристально чистая экзистенциальная драма. И это тоже Мольер. Подлинный.
Сокращая и недописывая, режиссер позволил себе отдельные хронологические вольности в обращении с текстом. Например, ставшее крылатым стенание Сганареля "о, мое жалование!" было безжалостно лишено финальной комической значимости, чтобы стать весьма проходным напоминанием господину о зарплате накануне побега от преследующих Дон Жуана двенадцати всадниках, предсказанных Эльвирой. Напоминание проходное, но не лишённое момента игры со зрителем и его ожиданиями.
Другой пример - реплика Эльвиры многажды отданная Дону Жуану (Я любил(а) вас бесконечно, вы были мне дороже всего на свете, ради вас я пошел(шла) на все, и теперь я прошу вас об одном: исправьтесь и отвратите от себя гибель. Молю вас: спасите себя из любви к себе или из любви ко мне). Впервые в фильме она обращена к Матурине, потом к самому себе и лишь ближе к финалу мы слышим ее от Эльвиры. И такая последовательность заставляет (уже не в первый раз) задуматься о хронологии фильма.
С одной стороны, фильм заявлен как своеобразное роуд-муви, последовательно разворачивающее перед нами путь героя. С другой стороны, внутреннее состояние героя, внешние изменения (наиболее очевидные по степени сохранности смываемых бунтарских татуировок), неоднократно заставляют заподозрить наличие флешбоков.
Мольеровская хронология здесь не помогает: как минимум и максимум развязка (собственно "каменный пир") здесь превращена в один из эпизодов на пути. Эксгумация трупа, его обмывание и дружеские посиделки с ним вписываются в ряд других эпизодов жизни этого Дон Жуана.
Кульминацией же, моментально повлекшей за собой развязку, становится акт беспредельного лицемерия - сцена ложного раскаяния Дон Жуана и осознание его Сганарелем. Именно последний, весь фильм раздираемый между ненавистью и любовью к своему господину, здесь даёт волю ненависти. Продолжая любить. И приносит долгожданную и пугающую смерть.
И как же хорош Серж Багдассарян! Хорош в каждом мгновении, в каждой реплике, в каждом монологе. Его пытливые вопросы (неужели, совсем не во что не верите? Неужели,ваша религия арифметика?), его размышления о господине, наконец, уже после смерти Жуана, своеобразная исповедь перед собой и перед небом (а прямом смысле под небом Парижа) в последней попытке утвердиться в своей правде, правде божественного существования человека. Это прекрасно. И это то, чем буду делиться.
Хорош здесь и Лоик Корбери, который пока (по трем записям спектаклей) был мне не слишком интересен (разве что финал "Исправленного щеголя" заставлял поверить, что, возможно, на сцене...) А в фильме его герой был убедителен в каждом кадре. В каждом мгновении своей пустоты и попытках эту пустоту заполнить. В прорывающейся нежности, сменяющийся худшими проявлениями человеческой натуры. И вдруг, впервые я увидела актера, которому могла бы поверить, сыграй он Зилова. Сцена Жуана с Эльвирой непривычно и странно откликнулась в сознании диалогами Зилова с Галиной...
И тут сокращение текста тоже сыграло свою роль. Умное сокращение - не по принципу "отрежем везде понемногу и все сократится". Например, реплики Эльвиры (эмоциональная, но без экзальтации Электры, работа Сюлиан Брахим) из первого акта остались практически нетронутыми - ее реалики-монологи. А от всех остроумно-усталых ответок Дона Жуана не осталось почти ничего. Оттого его финальная здесь (почти единственная из оставленных ему здесь) реплика бьёт много больнее. Вот, недождавшись ответа на вопрос, почему он уехал, Эльвира уходит. Ждёт лифт. Приближается Жуан. Смотрит на нее. Начинает целовать. Все более страстно. Она отвечает. Он отстраняется: уехал, потому что хотел бежать от тебя. Уходит...
Окончательно смерть настигает Дон Жуана на ступенях Оперы по прицелом смартфонов прохожих. Смерть на ступенях Оперы логична и символична для этого героя. Опера Моцарта (как и его же Реквием) преследует его весь фильм, периодически уступая место року. "Дон Джиованни" звучит закадровой музыкой, его же на пластинке ставит герой у себя в номере, с ним же сталкивается даже в лодке на свидании с неотмирной Матуриной, когда та, в ответ на слова любви достает телефон и запускает на нем арию из моцартовской оперы...
Фильм Венсана Макена очень тягучий. Медленный. Вязкий. И затягивающий. Ночью я его досмотрела, на утро захотелось к нему вернуться. В нем множество мелких деталей, связей и ассоциаций (что, впрочем, не редкость для начинающего режиссера, который стремится все вложить в свое детище). Даже после первого просмотра многие из них врезаются в память. Как например, страшная сцена все в той же лечебнице (в заброшенном кинозале) между Пьеро и Шарлоттой. Комичная обычно, здесь она оборачивается маниакальным психозом, разворачивающимся под мелькающие на экране кадры немого "Носферату". Последующее соблазнение Шарлотты Доном Жуаном в тех же декорациях (да ещё с потрепанным плакатиком на стене об опасности сифилиса) приобретает дополнительные обертона.
Другие детали требуют возвращения к фильму - сомнения в линейности хронологии или образ девушки, приковавшей внимание Жуана на вечеринке и затем потрясшую его своей песней о разъедающей внутренней пустоте...
Фильм разбит на акты, а каждый акт разбит на "встречи". Каждая встреча - по имени человека. От человека к человеку дорога к самому себе. От Эльвиры до Сганареля. И кусочки каждой встречи в тебе самом. Или каждая встреча отъедает кусок тебя. Такое вот роуд-муви...
26 сентября 2019 г.