Либретто к "Басням Лафонтена" Роберта Уилсона

Подумалось, что подобное либретто может пригодиться тем, кто любит Уилсона, но не знает французского. Просто, чтобы было чуть легче :-)

Пролог

Лафонтен - Christine Fersen

Влюбленный Лев

Лев – Bakary Sangaré

Пастушка – Audrey Bonnet

О, Севинье, все прелести которой

Служили грациям прекрасным образцом!

Прочтите басню без укора

И не пугайтесь перед львом!

Он, вопреки бессильному злословью,

Был усмирен всесильною любовью.

Любовь — есть нечто странное во всем,

И счастлив тот, кто с нею не знаком...

Какой-то лев, из важного сословья,

Пастушку встретил на лугу

И воспылал к ней страстною любовью,

Какой любить я, право, не могу!

Он стал ухаживать за нею,

Отца ее повергнувши в печаль;

А тот искал зятька себе смирнее,

Да ведь ему и дочки было жаль.

Но как откажешь? Ведь опасно!

И знал то он прекрасно

(Кто с этим делом незнаком?),

Что обвенчаться можно и тайком,

Тем паче дочь его нимало

Любовь слепая не пугала!

Отец промолвил тут:

«Послушай-ка, зятек,

Ведь дочь моя нежна, как фея сказки,

А твой-то ноготок

Совсем устроен не для ласки!

Так вот, коль хочешь зятем быть,

То, не боясь за целость шубы,

Изволь-ка когти обрубить

Да подпилить получше зубы!

Твой поцелуй тогда не будет грубый,

Да и жена

С тобою будет более нежна!»

Лев согласился!.. Ослепила

Его коварная любовь,

Но без когтей и без зубов

Исчезла в нем былая сила,

И стая псов

От сватовства безумца отучила...

Любовь, любовь!.. И я скажу в раздумье, —

Когда мы страстью возгорим,

Мы говорим:

Прощай, прощай, благоразумье!

(Перевод В. В. Жукова)

Кузнечик и Муравей

Кузнечик – Florence Viala

Муравей – Madeleine Marion

Кузнечик, пропев

Все лето,

Обнаружил себя нищим,

Когда холода пришли:

Ни одного кусочка

Мухи или червяка.

Он пошел жаловаться на нужду

К Муравью, своему соседу,

Прося его одолжить ему

Какое-нибудь зернышко, чтобы выжить

До весны (букв. до нового сезона).

"Я вам выплачу, говорит ему,

До августа (т.е. до урожая), даю слово

животного, проценты и сумму."

Муравей не дает взаймы:

В этом его наименьший недостаток:

"Что вы делали в теплое время? —

Сказал он этому просителю.

— День и ночь при любом случае

Я пела, если вам угодно.

— Вы пели? Я этому очень рад.

Ну что ж! танцуйте сейчас.

(Дословный перевод.)

Похороны Львицы

Лев – Bakary Sangaré

Олень – Charles Chemin

У Льва жена скончалась.

Тут всякое зверьё

К царю отвсюду собиралось,

Чтоб выразить ему сочувствие свое,

С которым лишь больней утрата.

Во все леса, во все концы

Помчалися гонцы.

Что погребение последует тогда-то

И там-то; где жрецы

Места в процессии поделят меж зверями,

Составив церемониал.

Не шутка, если все стеклись, — судите сами.

Царь плакал и стенал

И стоном оглашал пещеру

(Иного храма нет у львов);

Ревел по царскому примеру

Придворный штат на тысячи ладов.

Я описал вам двор, где все царю послушны:

Мрачны иль веселы, то вовсе равнодушны,

То пылки ко всему, чего захочет он;

По крайности, в лице должна быть эта мина.

Народ — изменчивый всегда хамелеон,

Он — обезьяна властелина,

Все прихотью царя здесь дышат и живут:

Простые пешки здешний люд.

Но возвратимся к басне снова.

Не плакал лишь Олень: за слабого сурово

Смерть мстила; приняла царица должный суд,

Сгубив его жену и сына дорогого.

Олень не плакал. Льстец к царю явился тут

С доносом, что Олень над скорбью всех смеялся.

Ужасен в гневе царь, глаголет Соломон;

Ужасный, если Лев-владыка возмущен.

Но, впрочем, мой Олень читать не обучался.

Царь рек: «Тебе смешно, о, жалкий сын лесов!

Ты не рыдаешь, вняв стенаньям голосов.

До тела грешного священными когтями

Не прикоснуся я... Эй, волки! Отомстить

Скорее за меня! Изменника убить

Пред отчими холмами!»

«Помилуй, Государь! — вскричал Олень. — Теперь

Дни плача минули, напрасна грусть, поверь:

Почившая в цветах великая царица,

Кого безвременно похитила гробница,

Вся лучезарная, в пути явилась мне.

Ее узнал я. В тишине

«Друг! — молвила она. — Теперь к богам иду я;

Пусть не велят тебе рыдать, по мне горюя:

Вкусила тысячи я наслаждений здесь,

Познала радости блаженного чертога.

Пусть царь и погрустит немного,

Мне это нравится...» — Тут двор воскликнул весь:

«Вот откровение! Вот чудо!» И дарами

Осыпан был Олень тогда.

Владык вы тешьте сказочными снами

И ложь приятную курите им всегда.

Пусть сердце их кипит негодованьем, верьте:

Приманку скушают, и вы их друг до смерти.

(Перевод П. Порфирова)

Лисица, Обезьяна и звери

Лис – Christian Gonon

Обезьяна - Nicolas Lormeau

Лев умер; после пышной тризны

Сошлися Звери на совет

Избрать властителя отчизны,

Которым Лев был много лет.

Царя умершего корона

В ларце хранилась у Дракона.

И вот она принесена!

В нее все звери наряжались,

Но никому, как ни старались,

Не приходилася она:

Тем велика, тем жала сзади,

Тем рог мешал; вот, наконец,

И Обезьяна, шутки ради,

Надела царственный венец, —

Смешные делает движенья,

Кривит ужимками лицо.

И глядь! — без всякого стесненья

В венец пролезла, как в кольцо.

Она кривлялась не напрасно

Пред забавлявшимся Зверьём:

Со смехом все единогласно

Мартышку выбрали царем.

Конца не видно поздравленьям:

Лишь у Лисицы хмурый вид.

И, недовольная решеньем,

Она Мартышке говорит:

«В лесу я знаю место клада:

Его другой не знает зверь:

Вы — царь: он ваш но нраву; надо

Лишь раздобыть его теперь».

Жадна до денег Обезьяна;

И вот, чтоб не было обмана,

Сама за зологом бежит;

Но ликовать ей слишком рано!

В словах Лисицы умысл скрыт.

Рассказ о кладе — испытанье.

Мартышка поймана была,

И ей от имени собранья

Лиса внушение прочла:

«И после итого ты смеешь

О царской власти помышлять,

Когда сама-то не умеешь

Собой как надо управлять!»

С Лисицей спорить мы не будем,

Не то легко впросак попасть;

Сознаться надо: даже людям

Не всем к лицу бывает власть.

Ворон и Лис

Ворон – Céline Samie

Лис - Christian Gonon

Мастер Ворон, на дерево взобравшись,

Держал в клюве сыр.

Кум Лис, запахом приманенный,

Обратился к нему с примерно такой речью:

"Эй! Здравствуйте, господин Ворон,

Как вы прекрасны! каким вы мне кажетесь

милым! Без вранья, если ваше пенье

Походит на ваше оперенье,

Тогда вы — феникс этих лесов".

При этих словах Ворон не помнит себя

от радости; и, чтобы показать свой красивый

голос, открывает большой клюв, роняет добычу.

Лис хватает ее и говорит: "Мой хороший господин,

знайте, что любой льстец

Живет за счет того, кто его слушает.

Этот урок стоит сыра, без сомнений."

Ворон, пристыженный и сконфуженный,

Поклялся, что больше так не попадется.

(Дословный перевод.)

Петух, Кот и Мышонок

Мышонок – Julie Sicard

Петух – Gérard Giroudon

Кот – Audrey Bonnet

Мышь - Cécile Brune

О дети, дети! Как опасны ваши лета!

Мышонок, невидавший света,

Попал было в беду, и вот как он о ней

Рассказывал в семьесвоей.

«Оставя нашу нору

И перебравшися чрез гору,

Границу наших стран, пустился я бежать,

Как молодой Мышонок,

Который хочет показать,

Что он уж не ребенок.

Вдруг с размаху на двух животных набежал:

Какие звери, сам не знал;

Один так смирен, добр, так плавно выступал,

Так миловиден был собою!

Другой: нахал, крикун, теперь лишь будто с бою;

Весь в перьях, у него косматый крюком хвост,

Над самым лбом дрожит нарост

Какой-то огненного цвета,

И будто две руки, служащи для полета;

Он ими так махал

И так ужасно горло драл,

Что я таки не трус, а подавай бог ноги —

скорее от него с дороги.

Как больно! Без него я, верно бы, в другом

Нашел наставника и друга!

В глазах его была написана услуга;

Как тихо шевелил пушистым он хвостом!

С каким усердием бросал ко мне он взоры,

Смиренны, кроткие, но полные огня!

Шерсть гладкая на нем, почти как у меня,

Головка пестрая, и вдоль спины узоры;

А уши, как у нас, и я по ним сужу,

Что у него должна быть симпатия с нами,

Высокородными Мышами».

«А я тебе на то скажу, —

Мышонка мать остановила, —

Что этот доброхот,

Которого тебя наружность так прельстила,

Смиренник этот... Кот!

Под видом кротости, он враг наш, злой губитель;

Другой же был Петух, миролюбивый житель.

Не только от него не видим мы вреда,

Иль огорченья,

Но сам он пищей нам бывает иногда.

Впредь по виду ты не делай заключенья».

(Перевод И. Дмитриева)

Волк и Лисица на суде перед Обезьяной

Волк – Christian Blanc

Лис – Christian Gonon

Волк подал просьбу Обезьяне,

В ней обвинял Лису в обмане

И в воровстве; Лисицы нрав известен,

Лукав, коварен и нечестен.

И вот на суд Лису зовут.

Без адвокатов дело разбиралось, —

Волк обвинял, Лисица защищалась;

Конечно, всяк стоял за выгоды свои.

Фемиде никогда, по мнению судьи,

Не выпадало столь запутанного дела...

И Обезьяна думала, кряхтела,

А после споров, криков и речей,

И Волка, и Лисы отлично зная нравы,

Она промолвила: «Ну, оба вы неправы;

Давно я знаю вас...

Свой приговор прочту сейчас:

Волк виноват за лживость обвиненья,

Лисица же виновна в ограбленье».

Судья решил, что будет прав,

Наказывая тех, в ком воровской есть нрав.

(Перевод Ф. Зарина)

Мор зверей

Лев – Bakary Sangaré

Лис – Christian Gonon

Тигр – Laurent Stocker

Волк - Christian Blanc

Вол - Nicolas Lormeau

Лютейший бич небес, природы ужас — мор

Свирепствует в лесах. Уныли звери.

В ад распахнулись настежь двери;

Смерть рыщет по полям, по рвам, по высям гор;

Везде разметаны ее свирепства жертвы;

Неумолимая, как сено, косит их,

А те, которые в живых,

Смерть видя на носу, чуть бродят полумертвы:

Перевернул совсем их страх;

Те ж звери, да не те в великих столь бедах:

Не давит волк овец и смирен, как монах;

Мир курам дав, лиса постится в подземелье:

Им и еда на ум нейдет.

С голубкой голубь врознь живет,

Любви в помине больше нет, —

А без любви какое уж веселье?

В сем горе на совет зверей сзывает Лев.

Тащатся шаг за шаг, чуть держатся в них души.

Сбрелись и в тишине, царя вокруг обсев,

Уставили глаза и приложили уши.

«О други! — начал Лев. — По множеству грехов

Подпали мы под сильный гнев богов,

Так тот из нас, кто всех виновен боле,

Пускай по доброй воле

Отдаст себя на жертву им!

Быть может, что богам мы этим угодим

И теплое усердье нашей веры

Смягчит жестокость гнева их.

Кому не ведомо из вас, друзей моих,

Что добровольных жертв таких

Бывали многие в истории примеры?

Итак, смиря свой дух,

Пусть исповедует здесь всякий вслух,

В чем погрешил когда он вольно иль невольно.

Покаемся, мои друзья!

Ох, признаюсь, — хоть это мне и больно, —

Не прав и я!

Овечек бедненьких — а что? — совсем безвинно

Дирал бесчинно;

А иногда — кто без греха? —

Случалось, драл и пастуха, —

И в жертву предаюсь охотно.

Но лучше б нам сперва всем вместе перечесть

Свои грехи: на ком их боле есть,

Того бы в жертву и принесть.

И было бы богам то более угодно»

«О царь наш, добрый царь! От лишней доброты, —

Лисица говорит, — в грех это ставишь ты.

Коль робкой совести во всем мы станем слушать,

То прийдет с голоду пропасть нам наконец;

Притом же, наш отец!

Поверь, что это честь большая для овец,

Когда ты их изволишь кушать.

А что до пастухов, мы все здесь бьем челом:

Их чаще так учить — им это поделом.

Бесхвостый этот род лишь глупой спесью дышит,

И нашими себя везде царями пишет».

Окончила Лиса; за ней, на тот же лад,

Льстецы Льву то же говорят,

И всякий доказать спешит наперехват,

Что даже не в чем Льву просить и отпущенья.

За Львом Медведь, и Тигр, и Волки в свой черед

Во весь народ

Поведали свои смиренно прегрешенья;

Но их безбожных самых дел

Никто и шевелить не смел.

И все, кто были тут богаты

Иль когтем, иль зубком, те вышли вон

Со всех сторон

Не только правы, чуть не святы.

В свой ряд смиренный Вол им так мычит: «И мы

Грешны. Тому лет пять, когда зимой кормы

Нам были худы,

На грех меня лукавый натолкнул:

Ни от кого себе найти не могши ссуды,

Из стога у попа я клок сенца стянул».

При сих словах поднялся шум и толки;

Кричат Медведи, Тигры, Волки:

«Смотри, злодей какой!

Чужое сено есть! Ну, диво ли, что боги

За беззаконие его к нам столько строги?

Его, бесчинника, с рогатой головой,

Его принесть богам за все его проказы,

Чтоб и тела нам спасть и нравы от заразы!

Так, по его грехам, у нас и мор такой!»

Приговорили —

И на костер Вола взвалили.

И в людях так же говорят:

Кто посмирней, так тот и виноват.

(Перевод И.А. Крылова)

Волк и Ягненок

Волк – Christian Blanc

Ягненок – Florence Viala

Довод сильнейшего всегда наилучший:

Мы это покажем немедленно:

Ягненок утолял жажду

В потоке чистой волны;

Идет Волк натощак, ищущий приключений,

Голод его в эти места влек.

"Откуда ты такой храбрый, чтобы мутить воду?

— Говорит этот зверь, полный ярости

—"Ты будешь наказан за свою храбрость.

— Сир, отвечает Ягненок, пусть Ваше Величество не гневается;

Но пусть посмотрит,

Что я утоляю жажду

В потоке,

На двадцать шагов ниже, чем Ваше Величество;

И поэтому никоим образом

Я не могу замутить вашу воду.

— Ты ее мутишь, сказал жестокий зверь,

— И я знаю, что ты злословил обо мне в прошлом году.

— Как я мог, ведь я еще не родился тогда?

— Сказал Ягненок, — я еще пью молоко матери.

— Если не ты, то твой брат.

— У меня нет брата.

— Значит, кто-то из твоих.

Вы меня вообще не щадите,

Вы, ваши пастухи и ваши собаки.

Мне так сказали: мне надо отомстить."

После этого, в глубь лесов

Волк его уносит, а потом съедает,

Без всяких церемоний.

(Дословный перевод)

Человек и Змея

Человек – Laurent Stocker

Лягушка – Eric Génovèse

Корова – Madeleine Marion

Бык - Nicolas Lormeau Дерево - Céline Samie

Раз Человек Змею увидел.

«Ах, гадина! — сказал он. — Ну, постой!

Чтоб никого ты больше не обидел,

По чести я разделаюсь с тобой».

И после этих слов творенье злое

(Змея, не человек, хоть толкование иное

Легко возможно допустить),

Змея дала себя схватить:

В мешок положена, завязана потуже

И к казни злой присуждена к тому же.

За дело ли? — вопрос. Но, чтобы оправдаться,

Счел нужным Человек сказать такую речь:

«Не смея даже колебаться,

Я должен жизнь твою на пользу всем пресечь.

Ты — символ всех неблагодарных,

Всех подлых, злобных и коварных!

Умри ж!» Змея ему в ответ:

«Когда бы люди осуждали

Неблагодарных, то едва ли

Из них самих увидел бы кто свет.

Во имя правды, пользы, чести,

Потехи ради иль из мести

Тобою я осуждена

На смерть — и умереть должна;

Но перед смертью откровенно

Скажу тебе: из века в век

Неблагодарным неизменно

Не змеи были — человек!»

Смутился Человек от этих резких слов

И отвечал Змее: «Хоть речь твоя лукава

И хоть казнить тебя принадлежит мне право,

Но доказать тебе готов

Я ложь твою. Пусть нас другой рассудит:

Как скажет, так оно и будет!»

Корова тут случилась на пути;

Зовет ее он подойти

И весь свой разговор от слова и до слова

Передает. «Не стоило и звать меня

Для этих пустяков! — ответила Корова. —

Скрывать тут нечего: вполне права Змея.

Я, например? Из года в год подряд

Семью хозяина питала.

Сыр, масло, молоко, своих телят —

Все ей одной я отдавала;

Поправила здоровье самому,

Когда он ослабел с годами;

Он набивал свою суму

Моими только лишь трудами.

Но вот пришли преклонные года,

Я жизни и сама не рада;

Взгляни, загнал меня куда

Хозяин. Вот его награда!..

Травы нет и следа; чтоб не могла гулять,

Меня решил он привязать.

Понятно, будь моим хозяином Змея,

Не знала б в старости такой обиды я.

Прощайте! Я свое вам высказала мненье».

Смутился Человек и говорит Змее:

«Корова не в своем уме.

Вот Бык нам разрешит сомненье!»

«Пусть Бык!» — Змея в ответ, и позвали Быка.

Бык подошел; склонив рога,

Суть дела выслушал и медленно ответил:

«Неблагодарностью давно себя отметил

Род человеческий. Нам послано в удел

Свой век влачить в труде, заботе;

С утра и до ночи в работе,

Не знаем часа мы без дел.

И что ж? В награду нам всегда одни удары!

Когда же делались мы стары,

Чтоб умолить своих богов,

Нас резали без дальних слов!

Так Бык сказал. И, негодуя,

В досаде Человек вскричал:

«Пусть замолчит тупой нахал,

Его судьею не беру я!

Пусть Дерево рассудит нас».

Змея сказала: «В добрый час!»

Но Дерево, что сказано уж было,

Лишь только снова подтвердило.

«Я,— молвило оно, — от солнечных лучей,

От ветра и дождя убежищем служило;

Все любовалися красой моих ветвей,

И круглый год я пользу приносило;

Весною я — украшено цветами,

А осенью — отягчено плодами;

Я летом тень даю, зимой бы согревало;

Когда б без топора меня лишь подрезать,

Я б вновь на пользу вырастало.

Но грубый Человек не хочет рассуждать:

За наши все благодеянья

Он рубит нас без состраданья!»

Тут Человек, озлобленный без меры

Глубокой правдой резких слов,

Воскликнул: «Все они глупцы и лицемеры!

Я слишком добр, что слушал болтунов!»

И тотчас же мешком о стену так хватил,

Что голову Змее разбил.

Так все вельможи поступают:

Им правда колет глаз. Они воображают,

Что все: и небо, и земля,

И люди созданы для них и короля.

И если кто заметит им не так,

Тот негодяй или дурак.

Согласен я. Но как же поступать?

Коль говорить у вас желанье,

То надо говорить на расстоянье,

А еще лучше — помолчать.

(Перевод А. Зарина)

Дуб и Тростник

Дуб однажды сказал Тростнику:

«У вас есть право обвинять Природу;

И королек для вас — тяжелая ноша.

Малейший ветер, который случайно

Рябит водную гладь,

Заставляет вас опускать голову:

Тогда как мое чело, подобное Кавказу,

Не довольствуясь останавливать солнечные лучи,

не боится усилий бури.

Для вас все — Аквилон, мне все — Зефир.

Если бы вы родились под защитой листвы,

Которой я укрываю все вокруг,

Тогда бы вам не надо было так страдать:

Я бы вас защитил от гроз;

Но вы рождаетесь чаще всего

На влажных берегах царства ветра.

Природа к вам, по-моему, несправедлива.

— Ваше сострадание, отвечает ему Кустик,

От природной доброты; но бросьте эту заботу.

Ветры мне не так опасны, как Вам.

Я гнусь и не ломаюсь. До сих пор Вы

Их страшным ударам

Противились, не сгибая спины;

Но подождем конца». Едва он сказал это,

Как от горизонта прилетел яростно

Самый ужасный из детей,

Которых Север выносил в своих боках.

Дерево держится; Тростник гнется.

Ветер крепчает

И наконец вырывает с корнем

Того, чья голова близка Небу

И чьи ноги касались царства мертвых.

(Дословный перевод)

Уши зайца (Львиный указ)

Лев – Bakary Sangaré

Заяц - Julie Sicard

«Такое-то число и год,

По силе данного веленья,

Рогатый крупный, мелкий скот

Имеет изгнан быть из львиного владенья,

И должен выходить тотчас».

Такой от Льва зверям объявлен был указ;

И все повиновались:

Отправился Козел, Бараны в путь сбирались,

Олень и Вол, и все рогатые скоты,

И Заяц по следам вдогонку их. «А ты,

Косой, куды?» —

Кричит ему Лиса. «Ах, кумушка, беда!

(Трусливый Зайчик так Лисице отзывался,

А сам совался

И метался.)

Я видел тень ушей моих;

Боюсь, сочтут рогами их.

Ахти! Зачем я здесь остался?

Опаснейшими их рогами обнесут.

«Ума в тебе, Косой, не стало: это уши! —

Лисица говорит. — Рогами назовут,

Пойдут и уши тпруши!»

(Перевод Хемницера)

Петух и Лиса

Петух – Gérard Giroudon

Лис - Christian Gonon

На ветке дерева сидел, как часовой,

Петух лукавый лет почтенных.

И молвила Лиса, смягчая голос свой:

«Брат! Из источников я знаю несомненных:

Мир заключен меж нами навсегда.

Тебе об этом объявляю

И от души

Тебя обнять на радостях желаю.

Не медли и ко мне спуститься поспеши.

Сегодня каждый миг мне дорог:

Ведь сделать я должна миль сорок.

Итак, боязнь отныне отложи,

Свершай свои обычные занятья;

Тебе и всем твоим поможем мы, как братья.

В честь мира мы зажжем сегодня же огни.

Приди скорей в мои объятья!»

«Сестра, — сказал Петух, — ты не могла принесть

Мне лучшую, желаннейшую весть,

И от тебя сугубо

Ее мне слышать любо.

Но вот борзых я вижу двух,

Они во весь несутся дух —

Их, верно, шлют о мире к нам гонцами;

Я с дерева сойду сейчас же к ним,

И вчетвером союз объятьем закрепим».

«Нет, озабочена я дальними концами, —

Лиса промолвила, — мне нынче недосуг:

В другой раз мы порадуемся, друг

Так, в хитрости своей дав маху,

Во весь опор Лиса пустилась в путь.

Петух же про себя ее смеялся страху:

Обманщика вдвойне приятно обмануть.

(Перевод О. Чуминой)

Олень и его отражение

Олень – Charles Chemin

В стекле ручья в один прекрасный день

Залюбовавшийся ветвистыми рогами,

Был тут же раздражен Олень

Своими тонкими ногами,

Напоминавшими собой веретено.

Он молвил горестно: «Меж тем как суждено

Мне достигать челом развесистой вершины

Больших дерев, ногами не могу

Гордиться я...» Но тут, на всем бегу,

Кидается к нему ищейка из лощины.

С поспешностью спасаясь от врага,

Он мчится в лес; но пышные рога,

Опасное оленей украшенье,

Цепляясь каждое мгновенье,

Мешают быстроте его проворных ног,

Благодаря которым мог

Единственно он ждать себе спасенья.

Забыв слова свои, готов он с той поры

Клясть от души богатые дары,

Которые богам угодно

Ниспосылать ему бывает ежегодно.

Ценя прекрасное одно,

Хотя порой и губит нас оно,

Полезное мы все браним с упорством.

Олень, ногам своим обязанный проворством,

Поносит их, гордясь лишь парою рогов,

Чуть не предавшую его во власть врагов.

Осел и Cобачка

Осел – Gérard Giroudon

Собачка - Julie Sicard

Зачем насиловать природу:

Себя нельзя переменить,

И неуклюжему уроду

Едва ль возможно ловким быть.

Однако редко тот, кого судьба ласкает,

Врожденный свой талант умело применяет.

Пускай не служит вам образчиком Осел,

Который ради полученья

Хозяйского расположенья

К хозяину ласкаться подошел.

Он про себя раздумывал: «Ужели

Собачку ждет и ласка, и хвала

За то лишь, что она с хозяйкою мила?

Меня же, бедного Осла,

Побои только ждут; обидно, в самом деле.

А в сущности, что делает она?

Лишь лапку подает — вот весь талант собачки.

За что ей сыплются хозяйские подачки?

Работа эта, право, не трудна,

И если только в этом дело,

Его я выполню умело».

Проникнутый намереньем таким,

Осел к хозяину подходит неуклюже,

Копытом стоптанным своим

Его ласкает и к тому же

Еще ревет, да как! Мелодией такой

Он скрасить, знать, хотел поступок дерзкий свой.

«Ого! вот нежности! Эй, палку мне скорее! —

Хозяин закричал. — Запел ты невпопад!»

Пришлось запеть Ослу совсем на новый лад

И положить конец своей плохой затее.

(Перевод В. Мазуркевича)

Лягушка и Вол

Лягушка – Laurent Stocker

Лягушка – Eric Génovèse

Вол - Nicolas Lormeau

Лягушка увидела Быка,

Который показался ей прекрасного размера.

Она, не будучи и такой большой, как яйцо,

Завидуя, растягивается, надувается

и надрывается, чтобы сравнится с животным в размере

и говорит: "Взгляните, сестрица;

Хватит? Скажите же;

у меня получилось?

— Нет. — Ну а так? — Вовсе нет.

— Готово? — Вам еще далеко."

Тщедушный зверек

Надулся так, что лопнул.

Мир полон людей, которые

не более умны:

Каждый буржуй хочет строить,

как большой вельможа;

У каждого князька — послы,

Каждый маркиз хочет иметь пажей.

(Дословный перевод)

Сила басен

Лафонтен - Christine Fersen

В Афинах некогда к толпе пустой и вялой,

Узнав, что родины опасный час настал,

Оратор некий речь держал.

С трибуны мощью небывалой

Стремился он зажечь в сердцах народных пыл;

Он о спасении отчизны говорил.

Его не слушали. Всю силу выраженья,

Он все уменье напрягал,

Бездушных, кажется, могло б объять волненье;

Он страстно убеждал,

Он мертвых пробуждал

В могилах,

Гремел, все высказал, что только было в силах, —

Все вихрь умчал.

Пустоголовый люд и не внимал нисколько,

По сторонам зевали только.

Оратор увидал, как все вдруг увлеклись...

Не речью, нет: в толпе ребята подрались!

Что ж ритор? Речь его сюжет переменила:

«Церера, — начал он, — откуда-то спешила,

С ней угрь и ласточка. Случись

Река им на пути. Не думая нимало,

Угрь в волны — прыг,

А ласточка — на крыльях. В миг

Перебрались...»

Толпа тут в голос закричала:

«Ну, а Церера-то? Что сделала она?» —

«Что сделала она? О, гнев внезапный ею

Тут овладел, она разгневалась на вас:

Как! Сказками детей народ ее сейчас

Здесь забавляется? Опасностью своею

Вы не тревожитесь, хотя бы край погиб?

Что ж вы не спросите, что делает Филипп?»

И вся толпа таким упреком

Поражена,

И выслушала речь в молчании глубоком —

На пользу басня сложена!

Как те афиняне, мы все без исключенья:

Теперь, когда пишу свое нравоученье,

Пусть об Ослиной шкуре сказ

Начнут мне — без сомненья,

Я увлекся им сейчас.

Толкуют: мир наш стар! но все же побасёнка

Нужна и для него, как малого ребенка.

(Перевод П. Порфирова)

Лев и Комар

Лев – Bakary Sangaré

Комар – Audrey Bonnet

Бессильному не смейся,

И слабого обидеть не моги!

Мстят сильно иногда бессильные враги;

Так слишком на свою ты силу не надейся!

Послушай басню здесь о том,

Как больно Лев за спесь наказан Комаром.

Вот что о том я слышал стороною:

Сухое к Комару явил презренье Лев;

Зло взяло Комара: обиды не стерпев,

Собрался, поднялся Комар на Льва войною.

Сам ратник, сам трубач пищит во всю гортань

И вызывает Льва на смертоносну брань.

Льву смех, но наш Комар не шутит:

То с тылу, то в глаза, то в уши Льву он трубит!

И, место высмотрев и время улуча,

Орлом на Льва спустился

И Льву в крестец всем жалом впился.

Лев дрогнул и взмахнул хвостом на трубача.

Увертлив наш Комар, да он же и не трусит!

Льву сел на самый лоб и Львину кровь сосет;

Лев голову крутит. Лев гривою трясет,

Но наш герой свое несет:

То в нос забьется Льву, то в ухо Льва укусит.

Вздурился Лев,

Престрашный поднял рев,

Скрежещет в ярости зубами,

И землю он дерет когтями.

От рыка грозного окружный лес дрожит.

Страх обнял всех зверей; все кроется, бежит:

Отколь у всех взялися ноги,

Как будто бы пришел потоп или пожар!

И кто ж? Комар

Наделал столько всем тревоги!

Рвался, метался Лев и, выбившись из сил,

О землю грянулся и миру запросил.

Насытил злость Комар; Льва жалует он миром:

Из Ахиллеса вдруг становится Омиром

И сам

Летит трубить свою победу по лесам.

(Перевод И.А. Крылова)

Спутники Улисса

Улисс – Nicolas Lormeau

Цирцея - Céline Samie

Улисса спутники, успев за десять лет

Немало вынесть бед,

По воле ветра плыли,

Не зная, что их ждет, покамест, наконец,

Они на берег не вступили,

Где солнца дочери, Цирцеи, был дворец.

Она отведать и дала напиток сладкий,

Но в нем опасный скрыт был яд:

Сначала разума остатки

От них он отнял, говорят,

Потом случилось так, что их черты и лица

Вид приняли другой, по образу зверей!

Глядишь, — один уж лев, тот слон, а тот лисица;

Иной дивил громадностью своей,

Другой, наоборот,

Величиною был не более, чем крот.

Один Улисс избегнул превращенья:

Опасный яд он остерегся пить.

А так как с мудростью сумел соединить

Он вид, способный вызвать восхищенье,

И был притом еще герой,

То в ход волшебница пустила яд другой,

Хоть, впрочем, с прежним действовал он сходно.

Богиня может все открыть свободно,

Что прочие должны таить в тиши;

Она спешит излить пред ним порыв души.

Минутой пользуясь удобной,

Хитрец Улисс к богине держит речь

И просит в прежний вид товарищей облечь.

«Но, может быть, что милости подобной, —

Так нимфа говорит, — никто не будет рад!

Не лучше ли сперва узнать их мненье?»

Улисс им говорит: «Вам есть еще спасенье:

Утратить власть над вами может яд.

Друзья! Людьми хотите ль стать вы снова?

На первый раз вам возвращают слово».

Лев, думая, что он рычит, кричит:

«Не так я глуп! И по каким причинам

Отрекся б я от вновь полученных даров,

Столь гибельных врагам когтей или зубов?

Теперь я всех сильней, в моем величьи львином

Я царь, и стану вдруг Итаки гражданином!

Пожалуй, буду я опять солдат простой!..

Нет, убеждать меня — лишь труд напрасный».

Улисс бежит к Медведю: «Брат несчастный!

Что сталось с прежнею твоею красотой?

Что у тебя за вид ужасный!»

«Ах! в этом-то и дело все?! — реветь

В ответ Улиссу стал Медведь. —

Что у меня за вид? Да вид вполне медвежий;

И нужно круглым быть невежей,

Чтоб утверждать, что больше красоты

Имеет внешность та, а не другая.

Как можешь по своей судить о нашей ты?

В глазах медведицы прекрасна и такая...

Тебе не нравлюсь я? Уйти отсюда прочь

Ты волен.

Живу я без забот, спокоен и доволен,

И быть всегда хочу таким же я точь-в-точь».

Царь греческий идет и к волку с предложеньем,

И говорит, предчувствуя отказ:

«Товарищ! Я узнал недавно со смущеньем,

Что юная пастушка сколько раз

Уж изливалась в жалобах пред эхом,

Твердя, что наступил конец ее утехам

С тех пор как устремил свой хищный глаз

Ты на ее овец и губишь их нещадно.

А прежде ты бы сам от гибели их спас...

Так жизнь твоя была честна тогда,

Что было на тебя глядеть отрадно.

Решись же этот лес покинуть навсегда,

Из волка стань ты человеком мирным».

«Скорбишь ты, — молвил Волк, —

что я, как хищный зверь,

Одним лишь дорожу — кусочком жирным.

А, проповедуя, ты сам каков? Поверь,

Вы сами всех овец пожрали бы наверно,

Которых гибель так печалит вас безмерно.

И если бы пришлось мне человеком быть,

Я разве меньшую являл бы кровожадность?

Ведь все вы жаждете друг друга задушить,

Друг к другу в вас видна лишь беспощадность,

А голос жадности давным-давно умолк,

И человек для человека — волк!

В обоих нас я вижу лютость ту же,

Так как же тут решить, какой разбойник хуже?

Нет! Изменять свой вид я вовсе не хочу!»

Улисс к другим зверям пошел с такой же речью,

Увещевал и малых, и больших;

Но не желал принять никто из них

Вновь оболочку человечью.

Свобода следовать влеченьям, воля, лес, —

Иной они не ведали отрады.

Порыв к делам высоким в них исчез.

Не зная для страстей преграды,

Они мечтали быть свободными во всем.

И что ж? — был каждый сам своим рабом!

Принц! Верьте, у меня желаньем было главным

Смешать для вас полезное с забавным.

План этот был прекрасен, спору нет,

Хоть трудно было выбрать мне предмет.

На спутниках Улисса я вниманье

Свое остановил. Подобных им, увы!

Рождает много свет. В возмездие им вы

Направьте против них свое негодованье.

(Перевод H. Юрьина)

14 апреля 2020 г.