Шанс очароваться неизвестным

Попробую потихоньку вернуться к рассказам о разных книгах, посвященных французскому театру.

Мой сегодняшний герой - "Французский театр: от Средневековья к Новому времени" Екатерины Хамазы. Изданный совсем небольшим тиражом (что далеко не редкость для предположительно узконаучного издания), этот труд представляет собой единственную возможность для русскоязычного читателя встать на самое начало дорожки, ведущей к истории классического французского театра.

Ведь что мы чаще всего знаем об истории французского театра эпохи постсредневековья? Крайне немного. В основном широкие представления сводятся к тому, что во Франции существовала, доставшаяся в наследство от Средних веков фарсовая традиция, да параллельно появляется жанр (уже не для площадей, но для сценических подмостков) трагикомедии. Который, впрочем, довольно быстро дает себя победить шквалом накатившему на культурную жизнь страны Классицизму с излюбленной своей дочерью - трагедией.

То есть последовательность примерно такая: средневековые жанры - трагикомедия - трагедия. Причем если о средневековых жанрах мы можем рассказывать довольно подробно, о трагедии классицизма, кажется, и вовсе способен сходу прочитать лекцию любой, то о трагикомедии речь заходит лишь вскользь. Мол, да, вот еще такой жанр был, но долго не продержался (в лучшем случае промелькнет имя Арди как главного драматурга доклассицистского Бургундского отеля), а теперь о вершинах французского театра: да здравствуют, Корнель, Мольер и Расин!

Кто бы спорил - пусть Пьер, Жан-Батист и Жан здравствуют. Благо забвение им не грозит. Но как же бывает досадно, когда, на минуту отвлекаясь от признанных мэтров, вспоминаешь, что пришли они отнюдь не в пустое пространство. Вспоминаешь, хочешь это пространство заполнить с помощью знающих людей и… упираешься в пустоту (учебники здесь не самые большие помощники). Если бы не книга Екатерины Хамазы.

Безусловно, в силу своего небольшого объема, книга не претендует на всеохватность, но она успевает коснуться всех значимы аспектов в истории и теории театра этого переходного периода.

И прежде всего, она очень четко прочерчивает хронологию "эволюции" жанров: никакой привычной схемы "средневековые жанры - трагикомедия - трагедия", но "средневековые жанры - трагедия - трагикомедия - трагедия". Классицизму отказывается здесь в легкой поступи победителя - итоговые завоевания первенства дались ему ох, как нелегко! Это была далеко не моментальная победа драматургов "правильных" над "неправильными" - первые для начала должны были пережить сокрушительное поражение. Поражение от зрителя, которому "правильность" не слишком заинтересованных в театре "правильных" драматургов первого поколения несколько претила - те совершенно не стремились заинтересовывать. Да и, согласно книге, они и драматургами-то себя не слишком признавали, предпочитая куда более громкое имя "поэта". Впрочем, это не мешало первому из них удостоиться официального титула "отца французской трагедии".

Книга Екатерины Хамазы - прекрасная возможность окунуться в эту рубежную для истории французского театра эпоху. Окунуться и очароваться. Очароваться и увлечься. Увлечься настолько, чтобы выбрать для себя здесь отдельную грядку и возделывать ее в свое удовольствие. А грядок этих автор разбивает немерено. Тут и зарождения драматического балета, который рассматривается в рамках формирования игрового пространства барокко. Тут и интереснейшие наблюдения за тем, как от десятилетия к десятилетию менялся социальный статус театральных актеров, как его упрочению поспособствовал все тот же эволюционирующий драматический придворный балет, как он закреплялся в ставших популярными пьесах об артистах. Тут и "истоки" театральных зданий Парижа, их машинно-сценографическое наполнение и зависимость приемов актерской игры от технической оснащенности подмостков. Тут и взаимоотношения с итальянскими труппами, а также соперничество за право называться "актерами короля". Тут и зарождение проблемы авторского права, оказавшегося возможным лишь в связи с появлением драматургов-любителей - постоянному драматургу-профессионалу эта проблема была неведома. Тут и переход от драматургов-одиночек к коллективному творчеству драматургов. Одним словом - ухватиться можно за любую ниточку и соткать из нее свое собственное полотно.

Это я еще не говорю о подробном разборе отдельных драматургических творений, с которыми нам - русскоязычным созданиям - иначе никак было бы и не познакомиться. Но в этом аспекте я, пожалуй, отошлю вас к другой книге Е. Хамазы (правда, мне она встречалась лишь в электронном виде) - "Время в зеркале жанра: французская драматургия XVI - первой трети XVII века".

Да, и в заключение. Безусловно, книга написана, скорее, научным, чем популярным языком, поэтому я, пожалуй, не возьмусь гарантировать чтение легкое. Но увлекательным оно будет однозначно. А благодаря введению порой в обиход красивейших образов из французских исследований этого периода, книга еще и сама изящно принарядится. Просто вслушайтесь в это определение трагикомедии, данное Ригалем и элегантно переведенное автором "Французского театра: от Средневековья к Новому времени": "незаконная дочь классической трагедии и средневековой драмы, этих с опозданием объединившихся обессиленных противников"…

P.S. Конечно, книга Е. Хамазы - чтение в первую очередь для тех, кто интересуется французским театром. Но вот вам крошечный пример того, какие любопытные пересечения могут образовываться на стыке массовой культуры далекого прошлого и массовой культуры современности. Badcomedian в своих обзорах неоднократно "сокрушается" о том, как бездарно наши киноделы умудряются подавать второстепенных героев. О том, что в момент их жестокой гибели, когда зритель по всем законам жанра должен исстрадаться от сопереживания, он не испытывает ничего - безликий герой "прозвучал" только в момент своей гибели. Просто сравните это с тем, что пишет Хамаза о пьесах Арди: "Гибель героя для Арди - прежде всего выигрышный драматургический ход, предлог для эффектного "оформления" его ухода со сцены. Арди ужесточает эти моменты, обставляя их множеством натуралистических деталей, словно пытаясь задержать воспоминание о безликом герое с помощью кровопролитной сцены его гибели - за неимением другого способа сохранить это воспоминание в памяти зрителя".

Ей-богу, рецепт работает (вернее, не слишком работает)) вот уже четыре века!

Декабрь 2021 г.