Договорки о "Федре" Патриса Шеро

Благодаря Летающий критик получила возможность вернуться к прекрасному спектаклю - "Федре" Патриса Шеро. Пересмотрела взахлёб, по горячим следам исписал множество страниц и воодушевленная села писать. В итоге поняла, что оформила в текст лишь малую часть своих мыслей, так что вдогонку - ещё несколько не вошедших моментов.

1. Шеро (а сказать по совести и не он один из французских режиссеров) неоднократно признавался, что не любит александрийский стих, убаюкивающий своей мелодической красотой. Именно в этом была причина столь позднего обращения к Расину. Но как же восхитительно звучат эти александрийские строки. Мой французский "на слух" совсем не хорош - мне очень сложно долго сохранять концентрацию и следить за произносимым текстом, но "Федру" прослушала безотрывно. Прослушала и поняла. В "Федре" Шеро не было ничего убаюкивающего - лишь кристальная чистота звучания. Слова, будто в разряженном воздухе, падали звонкими каплями и собирались в ожерелье фраз. Бусина за бусиной, на прочной нити смысла, упустить который было невозможно. Переслушав несколько сцен, поняла, ни одна парная рифма (свойственная александрийскому стиху) не была произнесена с "парной" интонацией, на том же звуковом уровне или в схожем эмоциональном состоянии. Возможно, дело именно в этом.

2. В практически лишенном сценографии пространстве крайне важным для режиссера стал единственный фигурирующий в пьесе предмет - меч Ипполита. Вернее, единственный выведенный в спектакле и возведенный в ранг сквозного геооя. Он на подмостках во всех ключевых сценах (в отличие от пьесы, где роль его прикладная и появления ограничены сюжетом). Он проходит через руки всех значимых персонажей: от Терамена к Ипполиту, от Ипполита к Федре, от Федры к Эноне, от Эноны к Тесею, от Тесея почти к Ипполиту. Причем каждый переход, кроме первого и последнего, осуществляется через угрозу для жизни в одну или другу сторону. Меч без ножен, а потому эти ножны ищущий непрестанно. Ищущий их в человеческой плоти. И так и не обретший их. Его последним пристанищем становится могильное ложе Ипполита, куда (в лужу крови) укладывает его рука Тесея. Изначально Терамен вручал меч Ипполиту, чтобы тот отправился на поиски отца, а в финале отец посмертно обретал сына, возвращая ему прошедший через чужие руки и ложь меч.

3. В "Федре" Шеро отдельное удовольствие - впитывать в себя монологи, ни один из которых не является апартом. Ни один из которых не выпадает из плотного плетения спектакля. Ни один из которых не является монологом в полном смысле этого слова, но всегда напряжённой беседой: с только что ушедшим собеседником, с собеседником оставшимся, с высшими силами, с собой прошлым и собой будущим. Визуально монологи здесь часто решаются через луч света и (или) предмет - например, Федра в своем обвинительном монологе преследует с мечом круг света, нападает, догоняет, настигает и, наконец, поражает,бросая меч в центр светового круга. Каждый монолог буквально иссушает героя, который в нем буквально проживает одну из жизней - свою или чужую. Вот Тесей, в бешенстве взывающий к Нептуну с призывом покарать сына, заканчивает свой крик выдохом, почти всхлипом, обращенным к сыну (вновь луч): я тебя любил. И непереносимая боль в словах, потому как "никогда так не был предан отец". Никогда - опускается в световой круг,словно растворяясь в сыне, отпускает меч: "о, справедливые боги!.." - отец, даже в ярости, стремящийся к справедливости. Скрываемая надежда на неоправданность собственной ярости. Он буквально рад обманываться (ведь правда для него пока является обманом) и надеется на помощь богов. Но боги, как всегда, молчат, и раздавленный, обессиленный, Тесей распоастывается на земле. В одном монологе - и жизнь, и смерть.

4. А какие актеры. Все. И в пластике, и в звуке, и в молчании. Вот Энона Кристианы Коэнди. Ее последняя реплика и уход. В русском переводе текст такой: "Чтоб госпожу избавить от беды, // Я шла на все. И вот - награда за труды!" - обида неоцененной служанки. В оригинале другое. Помимо переведенного и очевидного там есть ещё и последняя фраза - "я это заслужила". И Кристиана Коэнди играет здесь именно ее. "Я это заслужила" - именно это осознание на лице героини. Оно же в ее мыслях и движениях, когда Энона, шатаясь, уходит в противоположную (впервые) от Федры сторону. Рассеянная, блуждающая, потерянная, едва идущая. Звук ветра. По меркам этого спектакля - бесконечно долгий, без нахлестов, одинокий, бессловесный проход по длинной сцене. Осознанный путь на казнь.

Мощное безмолвие Эноны Кристианы Коэнди. И на контрасте - мощный словесный поток Терамена Мишеля Дюшоссуа. Классический монолог вестника - самоубийство для артиста и часто смертоубийство для зрителя. Бесконечное повествование о произошедшем от третьего лица. Сегодня эти монологи часто идут (так или иначе) под нож. Шеро его не режет. Мишель Дюшоссуа честно, слово за словом проговаривает его от начала и до конца. И,блин, не просто проговаривает, а секунда за секундой заново переживает произошедшее. Сам до конца не может осознать, что говорит, но, говоря, фиксирует свершившееся и на мгновение воскрешает вновь. Он буквально не может говорить, пересиливает себя, звук за звуком справляется с захлестывающими его эмоциями, среди которых главные - боль и гнев. Боль потери и гнев против виновника. И, ей-богу, впервые монолог вестника довел меня до пресловутого очищения. Слезами и гневом.

5. Наверняка многое забыла договорить, но пока писала, поняла что не хочу формулировать - хочу ещё смотреть. Пошла.

6 июля 2020