Спектакль, не проговоренный до конца

"Посторонний", Альбер Камю

Театр "Современник" ("Другая сцена")

Режиссер - Екатерина Половцева

Художник - Ирина Уколова

Премьера - 15 февраля 2013 г.

Малая сцена «Современника» вновь окрашена в серо-черные тона. Раскаленная галька, удушающий горячий воздух, едва колышимый огромными черными лопастями трех вентиляторов, да безводное море, дарующее лишь временное облегчение, - вот та среда, в которой разворачиваются события «Постороннего» Альбера Камю.

Определив жанр своего спектакля как «сны в двух частях», режиссер Екатерина Половцева сочинила историю, словно вытканную из отдельных кусочков – то ли снов, то ли видений. Историю о молодом французе (жителе Алжира 30-х годов), под влиянием жаркой душной минуты убившем араба (тот угрожал его другу), арестованном и приговоренном к смертной казни не столько за это непреднамеренной убийство, сколько за то, что «не плакал на похоронах матери». Эпизоды этой тягучей, почти лишенной событий истории, следуют один за другим в хронологическом порядке, но кажется, будто это своеобразная ретроспектива – картины, мелькающие перед лицом осужденного в его камере.

Мелькают лица людей, встретившихся на пути главного героя – мелькают, смешиваются между собой, порой сливаются в одно. Ведь всего шесть актеров (а если оставить в стороне Илью Лыкова, сыгравшего центральную роль, то – пять) создают всех многочисленных персонажей Камю. Создают то пунктирно, то укрупняя, то вылепливая законченный образ, чтобы ближе к финалу в сцене суда провести перед зрителем всю галерею своих героев.

Каждый отдельный эпизод спектакля – талантливо изобретателен и филигранен. Каждая отдельная сцена продумана и символична – словно идеальная живая иллюстрация не самого простого для восприятия текста французского экзистенциализма. Но отсутствие чего-то важного мешает этим разрозненным картинам, этим точно схваченным наброскам стать единым целым – законченным художественным высказыванием.

Казалось бы, на маленьком пространстве изрезанной «провалами» сцены удалось добиться очень многого – и прежде всего, плотной, не позволяющей герою дышать атмосферы. Этой устрашающей и затягивающей рутины дней, когда все становится одинаково проходным и неважным. Когда ни смерть близкого человека, ни совершенное убийство не становятся чем-то из ряда вон выходящим, а приравниваются к посещению кинокомедии да приготовлению завтрака. Любовь и дружба появляются в жизни человека лишь потому, что они равно ему безразличны. Все это на каком-то подкожном уровне выплетается в первом акте из действа, кропотливо созданного режиссером.

Однако второй акт разрушает это тонкое и эфемерное состояние акта первого. Он полностью выстраивается вокруг главного героя перед судом, на суде и после него. По сути, все второе действие сосредоточено на одном актере – Илье Лыкове и бесконечных монологах его героя. Илья Лыков – актер профессиональный. Нельзя его упрекнуть и в поверхностном подходе к роли, но сложилось так, что режиссер во втором акте не дала ему ни малейшей опоры. Если в сценах, где возможно взаимодействие с партнерами, его герой жив, то здесь, в длинных экзистенциальных монологах он остается предоставлен самому себе. И пока проигрывает.

В результате спектакль очевидно распадается на две части: «событийную» и «объясняющую». Пока прочной связки между ними не возникает – потому-то и возникает ощущение некой недоговоренности и незавершенности. Словно длинная-длинная речь, не успевшая добраться до сути и прерванная на полуслове.

Оригинал - газета "Вечерняя Москва" - март 2013 г.