Премьера "Психеи"

17 января 1671 года - ровно 350 лет назад - состоялась премьера мольеровской "Психеи". Ну, то есть, конечно, не только мольеровской, но об этом чуть ниже. А пока отрывок об этом все из той же прекрасной книги, , в комиксах рассказывающей о Мольере. Ее автор - Jean-Michel Coblence, а художник - Elléa Bird. (Перевод строк из "Психеи" - Н. Брянский)

Итак, в своем описании вновь следую за ставшей уже любимой книгой.

После невероятного успеха комедии-балета "Мещанин во дворянстве" Людовик захотел продолжения. Он захотел спектакль столь же роскошный, как "Королевское увеселение" годом раньше. А поскольку король планировал конец года и карнавал провести в Париже - у себя в Тюильри, то решил, что спектакль состоится в большом salle des Machines, который не использовался со времени его коронации в 1662 году. В кои-то веки парижане могли воочию увидеть один из этих шикарных великодушных праздников, которые прежде достигали столицы лишь эхом, урезанной версией - комедией Мольера.

Декорации, в принципе были уже готовы - они остались от тех самых коронационных торжеств, которые включали в себя пышную итальянскую оперу "Влюбленый Геркулес". Создал их тогда Вигарани, и вот теперь части их предстояло стать декорацией "из подбора". Прежде всего это относилось к сценическому оформлению эпизода сошествия Геркулеса в ад (десятью годами ранее оно буквально потрясло публику).

Оставалось решить, кого на этот раз отправить в Преисподнюю вместо Геракла. Выбор, как вы понимаете, античная мифология предоставляла почти безграничный, но остановились на Психее.

Сюжет этот и прежде был любим Людовиком - красивая сказка о любви, разрушающей преграды импонировала юному королю и куртуазной жизни его окружения (тем более, что аллегорическая составляющая этой истории, рассказанной Апулеем, почти не вспоминалась). Более того Людовик не единожды исполнял разные роли в балете, положенном на тот же сюжет. И вот теперь - "версия с голосом".

Версия куда более удобная для Мольера - дающая ему возможность подробно прописать диалоги и свести роль балета к интермедиям. Ведь на этот раз ни король, ни придворные не танцевали. Так что жанр "tragédie à machines-ballet" устраивала всех: Мольера по описанным причинам, Вигарани - так как давала возможность продемонстрировать вновь почти все свои живописные декорации, и Люлли - который планировал поэкспериментировать с музыкальными контрастами (сюжет как раз позволял).

И Мольер погрузился в источниковедение: он пытался понять, как с инсценировкой Апулея справлялись его итальянские и испанские предшественники. В итоге, к примеру, из либретто итальянской оперы, найденной Люлли, Мольер позаимствовал двух ревнивых сестер Психеи, подтолкнувших её к гибельному любопытству (ох, уж эти вечные сказочные злые сестры!).

Получившийся текст оказался и не серией захватывающих приключений, и ее трагедией страсти, а чередой галантных диалогов, плачей, ревнивых споров, диспутов божеств. Странный, но выполненный с блеском пример серьезного жанра - итог тесного сотрудничества трёх художников. Неопубликованный итог.

Мольеру, как это уже было с "Принцессой Элиды", катастрофически не хватало времени, чтобы закончить работу. В семь коротких недель ему было необходимо создать подробный поэпизодный план, чтобы Вигарани мог подготовить свои восемь декорационных картин и необходимую машинерию; продумать вместе с Люлли содержание интермедий; погрузиться в написание стихотворных текстов для музыкальных интермедий; сочинить развернутый пролог, в котором боги вели бы свой диалог, и зарифмовать его; набросать в прозе диалоги основной части пьесы (в пяти актах!) и наконец, положить на стихи и их.

Естественно, Мольер быстро понял, что в одиночку он ничего не успеет, и начал делегировать полномочия. Поскольку первым делом требовалось предоставить Люлли те стихи, которые предполагалось положить на музыку, он согласился на предложение последнего поручить сочинительство текстов будущих песен Филиппу Кино.

Но и этого оказалось недостаточно. Версифицировать диалоги пятиактовой пьесы Мольер тоже не успевал - это требовало больше времени, чем он рассчитывал. Дело в том, что тот стихотворный - почти разговорный - размер, к которому привык Мольер (яркий пример - его "Амфитрион"), "Психее" не подходил. Трагедия (пусть и с балетом, пусть и с "машинами") требовала александринского стиха. Это было сложнее. И для Мольера, и для его актеров, которым запоминание александинского стиха давалось тяжелее. Так что актерам текст нужен был как можно быстрее, а Мольеру нужно было больше времени. Потребности откровенно не совпадали. Так что, закончив те куски, которые уже были у него в работе, Мольер обратился за помощью к Пьеру Корнелю, попросив версифицировать оставшееся. Корнелю - этому несравненному стихотворцу - было не привыкать. В пятнадцать дней он "зарифмовал" больше тысячи строк, по проложенной Мольером канве.

Форестье пишет, что в монологе Психеи Корнель превзошел самого себя, а Жорж Бордонов (перевод его книги "Мольер гениальный и близкий" опубликован в нашей советской серии "Жизнь в искусстве") ещё более категоричен: "Любовные стихи, сочинённые Корнелем в шестьдесят четыре года, принадлежат к самым прекрасным в нашей литературе, и "Психею" совершенно напрасно больше не читают и не советуют читать!"

Наконец, 17 января "Психея" была представлена при дворе. В либретто, которые раздавали зрителям значилось: "Психея, трагикомедия, и балет, исполненный перед королем". Подзаголовок "трагикомедия" объяснялся счастливой развязкой спектакля, но Мольер предпочитал другое жанровое определение - "трагедия-балет".

В спектакле была занята вся труппа. В трёх центральных ролях блистали Катерина де Бри (Венера), Арманда Бежар (Психея) и Мишель Барон (Амур), тогда как на свою долю Мольер оставил лишь эпизодическую роль Зефира (короткий выход в третьем акте). Задействованы были даже дети актеров и их знакомых - они составляли свиту Венеры и Граций. А среди них - и пятилетняя Эспри-Мадлен Поклен, которую впоследствии Арманда настойчиво будет держать на расстоянии от театра.

Спектакль длился пять часов. Успех был полным.

Два дня спустя спектакль повторили для иностранных послов, а затем между 24 января и 5 февраля сыграли ещё трижды для простых парижан - завсегдатаев театральных заллов. В эти три дня роскошное театральное пространство вло в их распоряжении - благо король и его двор не присутствовали на представлении. Зато и Людовик, и его двор вернулись к "Психее" 9 февраля, когда был дан последний спектакль. Ради такого случая Вигарани даже добавил в финале ещё несколько "машин": ещё несколькими тысячами больше - подумаешь! Спектакль ведь и так обошёлся королевской казне в "безделицу" - каких-то жалких 262 362 ливров! Из которых, к слову, почти половина и ушла на декорации и "машины" Вигарани...

Январь 2021 г.