Блог
Видишь в афише пьесу Мольера - идёшь. Это уже на уровне рефлекса. Понимаешь, что спектакль поставлен по редкой пьесе, - бежишь. Так что на "Странного господина", обязанного своим рождением мольеровскому "Господину де Пурсоньяку", я бежала.
Наверное, в таких случаях стоит сказать - спасибо, что визуализировали текст, прежде существовавший для меня лишь на бумажных страницах. По крайней мере, на русском языке. Примерно с этих же слов начинался мой так и недописанный текст о постановке "Мольер. Экспромт" в ШДИ. Теперь, чтобы дописать оный мне нужно вновь вернуться в Школу драматического искусства, а чтобы не повторить эту же ошибку со "Странным господином", перейти уже к продолжению текста.
В основе сюжета "Господина де Пурсоньяка" - история о богатом и немолодом провинциале в Париже, не в добрый час задумавшего жениться на девушке из столичной семьи. У девушки, как водится, свой любовный интерес - бедный молодой человек; и ловкая служанка, на пару с не менее ловким слугой, берущаяся разрешить ситуацию ко всеобщему (кроме Пурсоньяка) счастью. И вот уже несчастного приезжего морочат, залечивают, собирают, оговаривают и, наконец, выпроваживают из города вон.
В основе сюжета "Странного господина" - душевные терзания почти нищих аниматоров, вынужденных развлекать детишек на праздниках. Аниматоров с актерским прошлым и мечтами о призрачном драматическом будущем, в котором ещё может пригодиться давно прочувствованный монолог о людях и куропатках. Но это сюжетная рамка. Внутри основной истории на аниматоров свалится хорошо оплаченная (в перспективе) халтурка по одурачиванию того самого приезжего из мольеровской пьесы.
Сама по себе вполне фарсовая идея, позволяющая сократить актёрский состав за счёт бесконечной смены актерских масок, - неплоха. Но тогда каскад лацци, которые способны продемонстрировать артисты, должен быть во истину фееричен. Но феерии не будет. Будет лишь набор бесконечных гэгов весьма спорного пошиба. По своему уровню как раз достаточного для средненького аниматора. И я сейчас не об артистическом мастерстве Марины Кикеевой и Антона Шурцова. То, что они хороши и по-настоящему профессиональны, видно даже за этими гэгами. Но приходится мучительно всматриваться, продираясь, через безвкусную шелуху. Ведь чем хорош хороший фарс в хорошем исполнении? Красота игры полностью вытесняет кажущуюся простоту и грубость материала, вскрывая его странное совершенство для самых взыскательных вкусов. В спектакле, увы, пошлые гэги остаются пошлыми гэгами. Да и "трагическая" история аниматоров при всей своей внешней законченности смыслов не прибавляет, оставаясь для постановки лишь вымученным в своей закольцованности третьим финалом.
Что в "Странном господине" по-настоящему хорошо, так это сам странный господин. Роль его отдана Андрею Савостьянову. Пурсоньяк в его исполнении мог бы стать (и почти становится в борьбе с окружающей мтшурой) смысловым и лирическим камертоном спектакля. Превращение персонажа фарсового в персонажа драматического - это ведь очень по-мольеровски ещё со времен Арнольфа из "Школы жён"! И в актёрском воплощении этой сценической трансформации буквально не к чему придраться. Каждая сцена, каждый диалог, каждая оценка все плотнее и плотнее вывязывают внутренний драматизм, все точнее дополняют задуманный образ сложного и глубоко человека. Всегда мечтала увидеть Агнессу, которая все-таки откажется от Ораста в пользу Арнольфа, и, наконец, увидела воплощение этой мечты в другой мольеровской паре. Режиссерски и актерски это придумано и воплощено весьма интересно.
Другое дело, что, как по мне, интереснее было бы достроить подобную сюжетную коллизию, не прибегая к помощи другой пьесы и другогих героев. Увидеть в Пурсоньяке тень Альцеста - круто и возможно, но лучше бы без прямых реплик последнего. Виртуозней, как будто бы, тогда была бы режиссерская работа.
Занятно, к слову, что однажды "Пурсоньяк" и "Мизантроп" уже сводились в одну мысль. Дидро как-то писал, что, мол вы ошибаетесь, если думаете, что куда большее число людей способно создать "Пурсоньяка", нежели "Мизантропа". И вот Владимир Скворцов сводит их воедино, попутно, кстати, наделяя человеческими чертами и Альцеста. Но это, как говорится, a propos.
Да, в спектакле звучат ещё и строки из "Тартюфа". Инвективы госпожи Пернель отданы отцу, превратившемуся в маму. Подобная травестия для меня оправданной не оказалась. Разве что необходимость договорить реплики основной пьесы, и завершить все сюжетные линии. Ведь если молодая Жюли последовала зову сердца и отправилась за Пурсоньяком, то что делать с её брошенным возлюбленным? И вот Эраст получает в награду её экзальтированную мамашу, мечущуюся между тарологией и ожиданием на своём пороге Лепажа или Богомолова (ещё одно оправдание травестии). И снова с точки зрения работы с текстом это даже остроумно, ведь у Мольера Эраст, разыгрывая до конца взятую на себя роль, говорит, что женится прежде всего не на дочке, а - из глубокого уважения - на отце, господине Оронте. Так что брошенная вскользь реплика обретает сценическое воплощение. Отлично! Но вот только само это воплощение хромает.
Как и во всем спектакле. Каждая отдельная идея, сюжетная линия, раскрученный образ вызывает уважение к режиссеру, так закопавшемуся в текст. Но все вместе, увы, не собирается. Ощущается острый дисбаланс между желанием грубо насмешить, перевернуть все с ног на голову, привести к драме, если не сказать трагедии, а затем снова вынырнуть в фарс. Вот здесь катастрофически не хватило чувства вкуса и уровня режиссерской эквилибристики.