Блог
Снова без Фигаро
"Севильский цирюльник" , по одноименной пьесе Бомарше
Театр им. Евг. Вахтангова
Режиссёр - Геннадий Шапошников
Художник - Виктор Герасименко
Премьера - 21 апреля 2024
Смотрела - 7 июня 2024
Можно бесконечно задаваться вопросом: ну, почему именно эта пьеса?! Бессмысленно задаваться, потому что режиссер на него отвечает в анонсе спектакля. И еще более бессмысленно, потому что ответ лежит на поверхности: а ничего другого толком не знают. (Это и моя беда как преподавателя - не получается пока выстроить нужный баланс между историей театра и драматургией).
Но что говорит режиссер? Режиссер говорит, что пьесу ему принес актёр Григорий Антипенко, захотевший сыграть в ней графа Альмавиву. К актеру вернусь позднее, режиссер же рассуждает о несовершенстве (в сравнении со второй частью трилогии) этой пьесы и взгляде на нее сквозь призму комедии дель арте.
Оставим в стороне "несовершенство". Комедия масок - подход для большой части классической французской комедии вполне оправданный. Сюжетные коллизии, характеры персонажей... В конце концов, Мольер многому учился у итальянцев, а век восемнадцатый у Мольера. Арлекинистые корни Фигаро (особенно Арлекина в его трансформациях а ля Мариво) тоже сомнения не вызывают. Но есть здесь одна закавыка. Недостаточно объявить: я играю по правилам commedia dell'arte, если этих правил не знаешь. Недостаточно объявить: у меня комедия масок, чтобы оправдать однокрасочность и отсутствие развития в актёрском исполнении (это удается только Владимиру Демченко, чей Базиль прорисован точно и ярко в избранном жанре, но на фоне остальной недоцветности мазки, которыми выписывается этот образ, кажутся жирноватыми). Недостаточно ромбов (пусть и стильно-шахматных), украшающих костюм Фигаро, чтобы превратить того в Арлекина.
Бартоло - Владимир Демченко
Слишком многого недостаточно, чтобы назвать спектакль Вахтанговского театра комедией масок. Что же это тогда такое?
Огромная черно-белая шкатулка (или сундук) с не менее огромным навесным замком, занимающая почти все пространство сцены. Замок совместными усилиями, на последнем издыхании дотащив столь же огромный ключ, снимут слуги Бартоло. В шкатулке окажется огромная туфля, служащая домом упомянутому Бартоло и его воспитаннице Розине. То есть живут они оба, по сути, под каблуком. Весь вопрос - кто у кого, потому в разные моменты спектакля ответы будут разниться.
Сценография Виктора Герасименко при всей своей внешней стильности и стройности оказывается весьма необязательной в силу своей внешней конкретности, но при этом смысловой неопределенности.
Вся она, включая костюмы, выполнена в черно-белых "тонах". Художник и режиссёр ссылаются на вдохновившие их гравюры XVIII-XIX веков. Но итоговая картинка меньше всего вызывает в памяти эстампы - скорее, современные принты в стиле "черно-белая хохлома". Нет в ней ни тонких линий, ни изящества штриховки - лишь броский черно-белый китч. Правила самому себе заданной игры не выдерживаются и принты на костюмах окончательно скатываются в псевдо-смысловую эклектику. Принты на Фигаро и Базиле условно отсылают к костюмам комедии дель арте, на остальных слугах - это просто абстракция, на Бартоло и Альмавиве - более вычурный узор (побогаче всё-таки этот люд). А потом раз - и на Альмавиве уже чёрные ноты по белому камзолу бегают, потому что сейчас он учитель музыки...
Альмавива - Григорий Антипенко
Это я ушла в костюмы, а ведь еще есть сама сценография - та самая пресловутая шкатулка (в ней бы "Скупого" сыграть), запертая в начале спектакля. С той минуты, как слуги ее открывают, действие, по сути, разворачивается только внутри нее. Вполне логично- вот вам шкатулка с секретом, музыкальная шкатулка со своими фигурками. Но тогда почему и Граф с Фигаро шастают вокруг шкатулки, пока она еще закрыта? И по какой прихоти они - герои извне - оказываются потом "внутренними" персонажами? Спектакль пытается ответить на этот вопрос: мол, шкатулка - дом Бартоло, где заперта Розина, окна которой открываются лишь по часам, и вот как раз сейчас слуги их открывают. Хорошо. Но дальше мы все равно оказываемся все на той же улице перед домом Бартоло, который теперь, как уже писала, принимает облик, спрятанной в шкатулке туфли. Образ туфель в коробочке даже отзовётся в финале спектакля изящным твистом, но останется вместе с ним не слишком оправданным режиссерским ходом.
Каким? Неожиданно для всех: для зрителей, для пьесы, для самих героев - произойдет переключение жанрового регистра. Два часа спектакль честно, хотя не слишком умело, стремился быть комедией, а тут вдруг раз - и захотел обернуться драмой. Драмой несчастного Бартоло, обманутого в лучших своих чувствах и брошенного перед самым алтарем. И Михаил Васьков даже, действительно, играет это, трогательно прижимая к груди изящные туфельки , подготовленные им в подарок Розине, - единственное, что осталось у него от ветренной невесты. Щемящая сцена? Да, пожалуй. Но совсем из другого спектакля, из другой пьесы - ни одна сцена, ни одна реплика, ни одна интонация героя не готовили нас к подобному твисту. К слову, и сам этот подарок мог бы прозвучать совсем иначе (если бы комедии дали развиваться по ее внутренним законам) - с ярким комическим эффектом. Розина всю юность была заперта в доме-туфле, и тут жених подготовил ей туфли в качестве свадебного подарка: мол, помни о своей темнице! А она в ответ в этих самых туфлях сбежала с другим - классическая фарсовая развязка. Но нет...
Бартоло - Михаил Васьков
И тут я возвращаюсь к тому, с чего начинала: пьес в истории мирового театра много - на любой вкус, на любой характер. Хочешь материал про немолодого героя, обманутого в любви - ну так возьми хоть "Школу жен". Арнольф - в этом плане роль куда более благодарная, а главное, сквозная, центральная.
Но проблема в том, что "Севильский цирюльник" Геннадия Шапошникова не хочет быть историей Бартоло (тем необъяснимее финальный поворот), он заявляет себя историей Альмавивы.
Именно для того, чтобы сыграть этого персонажа, Григорий Антипенко и принес эту пьесу режиссеру. Сам актер говорит: "Мне очень хотелось в это поиграть. Я никогда в подобном не участвовал, поэтому было любопытно, поскольку возраст уже подходит к тому, что вот ещё чуть-чуть и Бартало надо играть, то впрыгнуть в последний вагон было интересно". Мне всегда казалось, что Альмавива "Безумного дня" интереснее Альмавивы "Цирюльника", но что-то артиста привлекло именно в юном Графе. Судя по всему, его искренняя юная безбашенная влюблённость. Роль "первого любовника", если изъясняться в старо-театральной лексике, соответствующей случаю. Но зачем тогда выбирать пьесу, где "первый любовник" заведомо не является главным героем? Зачем перекраивать, перетягивать текст, подгоняя его под свои потребности, если опять же существует бесконечное число пьес, над которыми не надо проводить подобные операции? Хоть с наркозом, хоть без него. В том же французском восемнадцатом веке жил чудесный архитектор воздушных любовных конструкций, перед которым преклонялся сам Бомарше. Я имею ввиду, конечно же, Мариво с его бесконечно изящным любовным мариводажем. Но... Это снова вопрос знакомства с драматургией...
А что Фигаро? А ничего - даже лица вспомнить не выходит. Нет его здесь, как и во всех "Фигаро", с которыми сводило меня любопытство в этом сезоне. Впрочем, завтра у меня... снова Фигаро!