Открытие Пале-Рояля

360 лет назад 20 января 1661 года двумя пьесами Мольера – «Любовная досада» и «Мнимый рогоносец» открылся театр Пале-Рояль.

Тот самый, что двадцатью годами ранее открывался под именем «Пале-Кардиналь». Тот самый, в который мольеровской труппе пришлось перебраться после того, как за три месяца до этого их вместе с итальянцами выгнали из Пти-Бурбона (об этом грустном событии писала здесь).

Пале-Рояль в 1679 году. Театр - в правом крыле

За двадцать лет театральное помещение пришло в весьма запущенное состояние. Со времен Ришелье оно толком не использовалось – поначалу в нем прошло несколько больших постановок, ради которых сцена была перестроена самим Торелли, а затем лишь иногда давались концерты да пару раз играли свои спектакли заезжие театральные труппы. Ла Гранж писал: «В нем были три подгнивших и подпиравшихся деревянных перекладины, а половина залы была разобрана и разломана».

Актерам пришлось в разгар сезона, толком не имея возможность зарабатывать потратить на восстановление полученного театра 4000 ливров. И это при том, что король дал добро на то, чтобы из Пти-Бурбона актеры забрали с собой обстановку уборных и сцены. Причем те самые «подгнившие балки» так толком и не были отремонтированы в те времена и еще десять лет (вплоть до постановки «Психеи») реальным дамокловым мечом нависали над актерами и зрителями. Ужасал и потолок. Вплоть до того же 1671 года актеры собирали публику в помещении, где вместо потолка (пишет в конце XIX веке генеральный администратор КФ Эмиль Перрен) было лишь огромное синее тканевое полотно, подвешенное на тросах.

Полной переделки потребовал и партер. Ведь, напомню, в Пале-Крадиналь он был ступенчатым и наклонным, что совершенно не устраивало новых обитателей Пале-Рояля. Так что пришлось избавиться от половины ступеней и выстлать горизонтальный дощатый настил, чтобы партер оказался удобным для зрителей, привыкшим стоять в нем, а никак не сидеть.

Не стоит забывать и о том, что три месяца простоя больно ударили не только по актерам, но и по «техническому» персоналу. Во многом, чтобы поддержать и их (не забывая, конечно, о себе) труппа за этот период дала четырнадцать выездных спектаклей: восемь «визитов» в частные богатые дома и шесть – к королю. Заработать удалось 5100 ливров, в то время за предыдущие три месяца сыграно было более тридцати спектакль, а заработок составил около 18 тысяч.

За работами следили двое из актеров труппы, а Мольер, обладая патентом королевского обойщика, всегда мог подключить Двор при возможных ремонтных проблемах.

Но в результате – нет худа без добра – труппа Мольера получила, пожалуй, самую просторную театральную залу Парижа. Не говоря уже о том, что по-прежнему это был единственный театр построенный «как театр». Зал Пале-Рояля вмещал до полутора тысяч зрителей.

Итак, открытие Пале-Рояля состоялось 20 января. Давали не премьеры – текущий репертуар. Но Мольера – «Любовную досаду» и «Мнимого рогоносца». Заработок составил 500 ливров. Сумма не потрясает своим размером, но и не свидетельствует о малом зрительском интересе. Если сравнивать ее с дневными доходами труппы в сентябре-октябре, то можно увидеть, что она весьма выше средней.

Кстати, возможно, зрителей было бы и больше, но открытие назначили на совсем не «театральный» день – на четверг (буквально через три дня в воскресенье те же две пьесы принесли труппе целых 700 ливров – рекордная сумма при отсутствии в афише новинок). Просто не было сил ждать, да и до Пасхи – конца сезона – оставалось совсем мало времени, и не хотелось терять ни сантима из возможного заработка. Так что до Пасхи еще не один четверг подряд актеры будут продолжать выходить на сцену.

Пале-Рояль начал свою славную жизнь.

Да, и под занавес сегодняшнего поста – эмоциональный текст от уже упоминавшегося Эмиля Перрена (из его «Étude sur la mise en scène : lettre à M. Francisque Sarcey» 1883 года):

«Почти двадцать лет этот заброшенный зал спал в ночи и молчании. Мольер отважился на его пробуждение. И каким было это пробуждение! С каким удивительным вдохновением взялся он оживить это пространство, какие чудеса он собирался там совершить!"

Помещение это не было роскошным. Едва ли актерам хватило времени, чтобы произвести все необходимые работы по «присвоению» того, что казалось временным. Зал, построенный в крайне неудобной, но принятой тогда форме вытянутого прямоугольника вмещал около тысячи зрителей. Вместо потолка было лишь огромное полотно подвешенное на тросах. Несколько очень маленьких люстр никак не могли своим слабым светом победить тьму. Шумный и взволнованный партер практически подпирал сцену. Были еще два ряда лож в самой глубине маленького амфитеатра. Одним словом, все это производило впечатление провинциального театрального зала в каком-нибудь второсортном городе, каковые существовали еще лет сорок назад. Таков тот нелестный портрет, который можно было набросать из зала Пале-Рояля в 1661 году, согласно все еще существующим планам и деталям, на которые был щедр его современник Шаппюзо в своем «Французском театре».

Однако же именно там менее чем за двенадцать лет родилась несравненная череда шедевров: от «Школы жен» до «Дон Жуана», от «Мизантропа» до «Тартюфа», от «Скупого» до «Амфитриона», от «Мещанина во дворянстве» до «Ученых женщин» и «Мнимого больного». Именно там стареющий Корнель представил своего «Атиллу». Именно там молодой Расин, «угаданный» Мольером, познакомил публику со своей первой трагедией. Именно на этой сцене, сраженный как солдат на поле боя, Мольер почувствовал первые прикосновения смерти.

Если бы этот он еще существовал – это зал Пале-Рояля, - где создавалось столько чудес; зал столь скромный, настолько лишенный каких-либо украшений… если бы он существовал, с каким почтением окружили бы его все те, кто преклоняется перед прекрасным языком, высоким разумом и здравыми истинами! Мы пришли бы туда, как паломники, чтобы воздать должное великому человеку, чей труд навсегда останется одним из самых чистых проявлений французского гения».

Январь 2021 г.